В статье рассматриваются геополитическое и экономическое понимание региональной идентичности применительно к Центральной Азии. Выявляются причины того, почему до сих пор проблема региональной консолидации в Центрально-азиатских странах остается открытым.
Для постсоветских государств определение национальных целей развития было обусловлено достижением независимости, обретенной в результате распада СССР. На территории региона, который в советское время носил название «Средняя Азия и Казахстан», в рамках границ бывших союзных республик образовались пять суверенных государств – Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан. Ни одно из них в таком административном виде никогда независимо не существовало. В 1993 году лидеры стран приняли название региона — «Центральная Азия».
До российского завоевания ХVIII-XIX вв. государственные образования Центральной Азии основывались на территориальной, цивилизационной и конфессиональной общности, население которых не имело выраженного национального самосознания. Регион представлял собой множество локальных областей, абсолютно не совпадающих ни с политическими, ни, тем более, с этническими (которых, собственно, и не было) границами современных республик.
Несмотря на то, что многие мероприятия центральных властей (как в Российской империи, так и в СССР) проводились с целью искоренения местных норм политической, общественной и культурной жизни, они не смогли в полной мере осуществиться. Вследствие краха союзной системы, проводимые модернизационные изменения, оказались незавершенными.
Естественно, что с обретением независимости правительства новых государств занялись формированием национальных целей развития. Исторический опыт показывает, что преодоление острейших системных кризисов общества и переход на траекторию устойчивого социально-экономического развития всегда начинался с определения политическими режимами долгосрочных целей. Именно такая методология находилась в основе послевоенного «германского» и «японского» чуда, прорыва «азиатских тигров» Сингапура и Малайзии, нынешних успехов Китая.
Каждой из центрально-азиатских стран была сделана попытка определения стратегических целей и концептуальной модели развития в качестве суверенного государства. Для этого был разработан ряд стратегических документов и инициированы мероприятия, направленные на модернизацию общества. Они, прежде всего, были нацелены на выход из рамок «догоняющего» развития государства и переход к модели «опережающего» развития.
В Казахстане, например, это стратегии: Развития до 2030 года, Вхождения в число 50 наиболее конкурентоспособных стран мира, Индустриально-инновационного развития на 2003-2015 годы, в которых были сформулированы долгосрочные цели и пути их достижения.
Главной задачей для правительств новых независимых государств в регионе Центральной Азии стало определение приоритетов с учетом ресурсов и времени, отпущенного на реализацию стратегических планов. Развитие демократии, реформирование отношений собственности и движение к полноценному рынку признавались безальтернативным средством вывода экономики из глубокого кризиса и создания благоприятного климата для становления национального государства.
Гораздо труднее новым государствам было определить региональную идентичность.
Региональная идентичность может рассматриваться как ключевой элемент конструирования региона как социально-политического пространства и институциональной системы. Отметим, что региональные идентичности не заменяют и не отменяют национальные, они в большинстве случаев «носят дополнительный характер и представляют собой систему не жестких, обязательных, но скорее рыхлых и гибких связей». (1).
Значительный вклад в разработку теории региональной идентичности внесли Б.Андерсон и Э.Геллнер. Региональные идентичности, подобно национальным, основаны, по выражению Б.Андерсона, на идее «воображаемых сообществ». В соответствии с концепцией Бенедикта Андерсона, со времени упадка религии и появления печатного слова стало возможным и необходимым появление так называемого «воображаемого сообщества», через которое может быть пробуждено чувство бессмертия, с чем анонимные личности могут себя идентифицировать. Посредством печатного слова люди, не знакомые друг с другом, могут иметь однородное время и узнаваемое пространство, принадлежа к воображаемому сообществу и будущим поколениям.
Что касается теории Эрнеста Геллнера, то он считал, что ранние аграрные общества не имели места для нации и национализма. Их элиты и массы, производящие пищу, были всегда разделены культурными границами, и такой тип общества неспособен создать такую идеологию, которая преодолеет эти границы. Современные общества, по его мнению, напротив, требуют культурную гомогенность и могут создать необходимую идеологию.
С. Хантингтон предложил использовать цивилизационный подход к определению региональной идентичности и безопасности. Это предполагает использование категории «цивилизация», позволяющей адекватно отражать возрастающую роль социокультурных факторов в современном общественном развитии. Идентичность цивилизационная – отождествление себя с той или иной современной мировой цивилизацией. Применяется главным образом в отношении нации, государства, региона, регионального сообщества.
Американский ученый делит весь мир на несколько цивилизаций: западно-европейскую, православную, исламскую, конфуцианскую, индусскую, японскую и т.д. Он полагает, что с разрушением биполярной системы, где две супердержавы и две идеологии противостояли друг другу, резко обострились культурные и цивилизационные противоречия в системе международных отношений.
На самом деле, государства третьего мира начали развивать свою экономику и добились больших успехов, поднимая уровень жизни, а также бюджет военных расходов. Во всем мире произошел всплеск национального самосознания, который не обошел и арабские и тюркские страны. По этой причине ученый говорит о тысячелетнем противостоянии ислама и христианства. Произошел всемирный кризис идентичности, при котором государства уже не принадлежали ни к одному из блоков: капитализма и коммунизма. Люди принялись искать ответа на вопрос: кто мы? Ответом была принадлежность к той или иной цивилизации (2).
Действительно, на сегодняшний день многие региональные образования строятся, в первую очередь, на цивилизационной основе: ЕС на базе европейской культуры и христианства, НАФТА на основе североамериканской общности и протестантизма, МЕРКОСУР и Андский пакт на основе латиноамериканской общности и католицизма, ЛАГ на основе арабской цивилизации. И эффективность их деятельности не в последнюю очередь определяется принадлежностью к той или иной цивилизации.
Вместе с тем цивилизационная идентичность может и затруднять идентификацию, так как имеет смешанный характер. Например, регион Центральной Азии геополитически относится к Евразийской цивилизации, а в конфессиональном отношении в нем преобладает исламский элемент. В этническом отношении в регионе преобладает тюркский компонент, а в историческом – советская идентичность.
Безусловно, цивилизационные факторы регионообразования существенны и представляется, что в перспективе культурно-цивилизационные факторы способны оказать определяющее влияние на формирование региональной идентичности. Так, такой стране, как Турция, легче оказывать влияние на регион Центральной Азии в силу общей цивилизационной принадлежности. А, к примеру, Китай, не имеет возможности оказывать масштабное воздействие на страны региона, в том числе потому, что культура и политическая модель КНР не столь привлекательны для центрально-азиатских элит.
Из многочисленных определений региона выделим те, которые, как представляется, наиболее подходят к региону Центральной Азии.
По утверждению одних авторов, «регион – это группа близлежащих стран, представляющих собой отдельный экономико-географический, или близкий по национальному составу и культуре, или однотипный по общественно-политическому строю регион мира». По мнению других, регион трактуется как «территория, представляющая собой общность с географической точки зрения или такая территориальная общность, где есть преемственность и чье население стремится сохранить, развивать свою самобытность в целях стимулирования культурного, экономического и социального прогресса». (3).
Наиболее приближенным к теории идентичности будет понимание региона как «ментальной конструкции, так как его архитектура формируется из общих намерений и чувств. Регион как конструкция формируется на чувстве общности народов и жителей этого образования. В формировании региона важную роль играет его имидж. Народы регионов создают собственный образ, а у представителей других образований складывается имидж данного региона. Например, туристический, политический, геополитический имидж. Главным фактором в формировании регионального имиджа является культура, т.е. литература и искусство данного территориального образования».
Итак, существует понимание региона, которое связывается с некоей пространственно-территориальной целостностью, сопряженной с экономической, политической или социокультурной системой.
В этом контексте Центральная Азия — это не только определенный экономический район, не только определенная географическая зона, но в социологическом смысле это и определенная социально-территориальная общность, обладающая специфическими этнокультурными чертами и определенным уровнем внутренней интеграции.
Такая характеристика региона приближает нас к понятию идентичности.
Идентичность в социокультурном смысле представляет совокупность устойчивых черт, позволяющих той или иной группе этнической или социальной отличать себя от других, и тем самым определять свое место и роль в системе социальных отношений. В этом контексте идентичность всегда выступает социальным конструктом. Что касается национальной идентичности, то наряду с гражданской, культурной, религиозной, политической, региональной она — одна из разновидностей идентичности как таковой. Идентичность национальная – осознание человеком себя как части определенной этнической общности.
Методологическое содержание понятий «идентичность», «идентификация» связано с процессом формирования самосознания индивида, его самоопределения в социальной сфере — обретения своего общественного статуса, социальных ролей, социального положения. Идентичность, идентификация, чаще всего определяются как осознание индивидом своей принадлежности к той или иной социальной, религиозной, политической, этнической и т.д. общности, осознание собственной индивидуальности и значимости, своего отличия от других.
Идентификационные процессы обостряются и трудно поддаются однозначным оценкам в условиях исторических разломов, переломных эпох в жизни народов. Исследователи постсоветской реальности отмечали, что «изменяется не только внешний каркас социальных отношений, но и внутренний мир, ценностные устремления самого человека. Соответственно изменяется механизм адаптации, а также форма взаимосвязи с окружающей его средой». Сущностным содержанием этого процесса выступают, во-первых, утрата социальными субъектами своего прежнего социально-экономического, политического, культурного и идеологического статуса, а во-вторых, поиск социальными субъектами нового содержания своего собственного «Я».
Именно такой транзитный период переживают государства Центральной Азии, в которых переход к новому состоянию общества происходит одновременно с осуществлением радикальной модернизации сферы социально-экономических и политических отношений. Это влечет за собой изменение ценностно-ориентационных систем на различных уровнях: социетальном, групповом, личностном. Возникает кризис идентичности, суть которого заключается в том, что утерян контроль не только «над процессами, происходящими в масштабах всего общества, но и над воспроизводством и конструированием значительной части индивидуальных и групповых идентичностей».
Идентичность региональная – осознание себя группой стран и/или исторических провинций как определенной исторической и/или текущей общности. Например, постсоветские страны. Региональная и национальная идентичности могут быть взаимодополняемыми в силу сложности и множественности политических идентичностей. В то же время они способны и противопоставляться друг другу, в силу чего региональная идентичность при определенных условиях перерастает в национальную.
Хотя понятие региональной идентичности в литературе социогуманитарного характера разработано недостаточно хорошо, некоторые эксперты осознают важность идентичности в построении региона. Так, например, по мнению российского ученого А.А. Казанцева, участие любого государства в некой региональной институциональной структуре может рассматриваться на трех уровнях:
- на уровне институциональной сферы региона,
- на уровне акторов, взаимодействующих в рамках этой сферы,
- на уровне структуры самих акторов, в том числе их идентичности.
Для государств первый уровень соответствует международным договорам и нормам, действующим в регионе (формальные правила), а также принципам и интерпретации, включая общепринятые представления об истории и культуре региона (неформальные правила).
Второй уровень охватывает всех акторов, с которыми государству приходится взаимодействовать в данной институциональной сфере: другие государства, региональные надгосударственные организации, НГО, крупные корпорации, различные сетевые структуры (например, террористические сети) и т.д.
Третий уровень – это тот способ, с помощью которого государство вписывается в институциональную структуру региона (в частности, его идентичность как государства указанного региона с соответствующей историей и культурой). (4). Следовательно, с точки зрения автора, региональная идентичность может рассматриваться как: а) уровень структуры региональных акторов; б) способ «вписывания» государства в регион.
Продолжение следует …
